Первая половина XIX - начала XX вв. ознаменовался в искусстве появлением нового направления – декаданса, который обозначал кризисные, упадочные явления в нереалистических течениях, в том числе и символизме. Валерий Брюсов вошел в нашу литературу как поэт-символист. И в начале своего творческого пути он считался лидером русского символизма, не раз декларировал позиции этого течения в статьях, например «Ключи тайн» (1903). Уход от действительности проявлялся в крайнем индивидуализме, в интересе к проблеме личности, в иррационализме, в сиюминутности чувств, туманности образов, мистицизме. Брюсов считал, что главная задача настоящего поэта – уловить момент прозрения, пик вдохновения, открыть в человеке его самые глубокие и тайные чувствования. Это действительно важная и нелегкая задача.

        В стихотворении 1895 года «Все кончено…», эпиграфом которого являются строки А. Пушкина, история любви и разлуки переживается не подавленным и отчаявшимся человеком, а героем, который обуреваем сильными чувствами, «несказанными мыслями», «неясно туманными» ощущениями. Лирический герой пытается превозмочь «восторг мечты», наслаждается «изысканной», «тайной мукой», в которой нашел «родник красоты», и баюкает сердце «восторгами» своей загадочной муки. Стихотворение изобилует восклицательными и вопросительными знаками, многоточиями и другими признаками исключительно напряженных чувств: «О, любимая…», «я спешу, я бегу…», многократные повторения «навсегда» (семь раз), «вечная разлука», «никогда». Все это, казалось бы, нарочито умножает, увеличивает впечатление от сильнейших переживаний после расставания с любимой. И ведь странно, что в стихах нет печали, опустошенности, неизбывного горя – всего того, что мы могли бы ожидать от подобного сюжета. Но вспомним, что говорил Брюсов о символизме: главное – зафиксировать миг и увидеть тайное в себе! Он нашел очарование и красоту в чувстве утраты. Поэтому и пейзаж подчеркивает необычность его сладкой муки: ночь, светлая и тихая, пустынные улицы, «манящие тени» - все располагает к тому, чтобы наедине с самим собой отдаться своей упоительной муке. В этом раннем периоде творчества Брюсова мы найдем стихи с урбанистическими зарисовками, о «суете городов», об их больших домах, улицах, площадях и грохоте камней («Я люблю большие дома» - 1898). Казалось бы, это так не соответствует принципам символизма с их углубленностью во внутренний мир человека, с их поиском тайного, запредельного в недрах души. Но в этом соединении, на первый взгляд, несоединимых позиций и есть особенность поэзии Брюсова, что наряду с поэтизацией мгновенных чувств и настроений, он сознает себя человеком своей эпохи, слышащим сквозь грохот и шум города песню своего сердца.

       Брюсов часто обращался в своих стихах к мифическим и историческим образам: баллада «Раб» (1900), «Помпеянка» (1901), «Наполеон» (1901), «Образы времени» (1907-1914), «Мумия» (1913), «Гарибальди» (1913), «Боттичелли» (1921) и много других. Они обладают четкой квадратностью, фламандской живописностью образов, но в то же время и передачей тонкой глубины впечатлений и переживаний, что так свойственно символизму. Из сказанного можно сделать вывод, что брюсовский символизм не остановился в своем развитии. Время диктовало иные задачи, и он раздвигал горизонты своей поэзии, открывал иные возможности стихосложения, обогащал тематику своего творчества. Но все же в истории русской литературы он навсегда останется адептом символизма, ярким и многогранным поэтом «серебряного века».